За что я заплатил такие деньги? Ехал один в СВ, проводник подселил женщину из плацкарта с яйцами, курицей-гриль и луком.

Путь из Казани в Москву давно стал для меня чем-то привычным — маршрутом, который я знал почти наизусть. Поезд, как обычно, отправлялся ближе к вечеру, а прибывал в столицу к рассвету.

Условия не самые роскошные, но в этот раз я решил позволить себе немного комфорта и уюта: выкупил сразу всё СВ-купе, чтобы ехать в одиночку. Хотелось тишины, спокойствия и ощущения уединённого путешествия без лишнего шума и суеты. На удивление, цена была не заоблачной, так что идея казалась вполне реализуемой. Однако моя мечта об одиночной поездке оказалась слишком хрупкой и рассыпалась, не дожив до середины пути.

Я представлял себе почти идеальный вечер: мягкое освещение, полумрак, уютная полка, лёгкий гул кондиционера и ни звука вокруг. Никто не говорит о делах, не громко обсуждает погоду в каком-нибудь Тамбове, никто не захламляет пространство странной едой или источающим запах лапши. Я расположился удобно, лениво наблюдая, как солнечные пятна пробегают по сиденьям. Планировал вскоре попросить чаю и растянуть удовольствие, погружённый в свои мысли. Всё шло прекрасно — ровно до того момента, пока не прозвучал осторожный скрип двери.

Она медленно отворилась, словно кто-то не хотел слишком привлекать внимание. В проёме появился проводник с лицом, на котором читалось явное смущение.

— Извините, — начал он с заранее виноватой интонацией. — Тут возникла небольшая ситуация. К вам сейчас подселят пассажирку.

Мне показалось, я не ослышался, а просто что-то недопонял.

— Простите? Подселят? Это же СВ, я же оплатил всё купе целиком. Разве так можно?

Проводник согласился, кивал с пониманием, но продолжал настаивать:

— Поезд переполнен, — сказал он. — У нас в плацкарте одна женщина жалуется, что с ней едут выпивохи. Ругаются, шумят, ей страшно. Все места заняты — остались только вы. Надеемся на ваше понимание.

Мне хотелось возмутиться. Сказать, что это неправильно, что я рассчитывал на одиночество. Но что толку? Женщина ведь тут ни при чём. Проводник, по сути, тоже. Стало ясно: всё уже решено, и возражения ничего не изменят.

Примерно через пять минут в дверях появилась та самая пассажирка. Женщина на вид лет пятидесяти, в ярком халате, с полиэтиленовой сумкой, из которой торчал батон, и свёрток в фольге. Она выглядела добродушно, поздоровалась тихо и сразу начала сетовать на беспокойных попутчиков. Говорила, что ехать было невозможно — кто-то распивал спиртное, кто-то ругался, кто-то устраивал пир на весь вагон. А ей хотелось просто спокойно доехать.

Я взглянул на её сумку и мысленно составил меню: варёные яйца, курица, возможно, соленья. Так и оказалось. Через пару минут другой проводник донёс до нас банку с огурцами. Женщина пояснила, что начала открывать её ещё в плацкарте, но из-за суеты так и не закончила, поэтому проводник помог. Она аккуратно разложила еду на газете: половину курицы, несколько яиц и целую луковицу. Без ножа, без соли — просто взяла лук и стала его есть.

— Полезно, — прокомментировала она. — Папа говорил: микробы все убивает.

Я сидел молча, ощущая, как моё представление об уединении окончательно рушится. Нет, дело было не в запахах или еде — раздражало, с какой естественностью она здесь обосновалась, будто и не собиралась спрашивать разрешения. Как будто это я у неё в гостях, а не наоборот.

Решив, что больше не выдержу в замкнутом пространстве, я вышел в коридор. Там оказался тот самый проводник. Я подошёл ближе и тихо спросил:

— Может, можно как-то иначе? Вернуть её обратно, а тем шумным — найти другое решение?

Проводник посмотрел по сторонам, понизил голос и сказал:

— Те — оперработники. Под прикрытием. Мы не вмешиваемся. А она… простая женщина. С ней всё спокойно, не конфликтует. Куда безопаснее. А вы — человек сдержанный, интеллигентный. Потерпите немного.

Я развернулся и вернулся в купе. Внутри царила тишина. Женщина закончила есть, убрала всё аккуратно и теперь сидела, вяжа что-то серо-зелёное. Работала быстро и уверенно, не издавая ни звука. Видно было, что для неё это привычное занятие — как и дорога.

Перед сном она пожелала спокойной ночи, улеглась и больше меня не беспокоила. Не храпела, не разговаривала во сне. Просто лежала тихо, как будто и не было её вовсе.

Утром, ближе к станции, она разбудила меня осторожно:

— Извините, что побеспокоила. Мне выходить. Спасибо, что потерпели. С теми — я бы не дожила. Один вчера крышкой от кастрюли в другого запустил. А у меня ж яйца были…

Я проводил её взглядом, не зная, что ответить. Не злился, но и не чувствовал благодарности. Скорее, осталось странное послевкусие. До сих пор не могу забыть, как это: оперативники под прикрытием, шумные и пьяные, и в то же время — отправка обычной женщины в СВ просто потому, что она ведёт себя тише. И вся эта история — за счёт того, кто заплатил за покой.